9 января (27 декабря по старому стилю)Стефанов день. Рождественские святки.
9 января (27 декабря по старому стилю)
Стефанов день. Рождественские святки. Пришел Стефан - на нем красный жупан (морозный день). Кормят лошадей с серебряной посуды, поят лошадей через серебро. Еще в этот день по всем углам двора ставили осиновые колья - чтобы ведьмы не могли подойти. Основной день найма батраков, пастуха. Начинались молодежные вечеринки, ходили ряженые по дворам.
Герой» этого дня — первомученик Стефан. Он происходил из евреев, живших вне Святой земли. Эти евреи назывались эллинистами, поскольку в них чувствовалось сильное влияние греческой культуры, доминировавшей в Римской империи. После сошествия Святого Духа на апостолов Церковь стала быстро расти, и возникла необходимость заботиться о сиротах, вдовах и вообще всех бедных, нуждающихся, немощных, принявших христианство. Апостолы предложили христианам выбрать семь достойных мужей для опеки нуждающихся. Посвятив этих людей в диаконы, апостолы сделали их своими ближайшими помощниками. Среди диаконов выделялся крепкой верой и даром слова молодой Стефан, названный архидиаконом, то есть первым диаконом. Стефан проповедовал в Иерусалиме, подтверждая истинность своих слов знамениями и чудесами. Вызвав гнев ревнителей закона Моисея — фарисеев, Стефан был схвачен, осужден синедрионом (высшим судилищем у евреев) и приговорен к побитию камнями. Падая под градом камней, Стефан воскликнул: «Господи Иисусе! Не вмени им греха сего и прими дух мой». Так архидиакон Стефан стал первым мучеником за Христа в 34 году после Рождества Христова.
9 января - Степанов день Пророк Давид (Давыд). Бабин день
Нельзя обойти вниманием пророка Давида, к которому часто обращаются в самом начале января. День памяти пророка не имеет постоянной даты, он приходится на ближайшее за Рождеством Христовым воскресенье. Любопытно, что он изредка фигурирует в молитвах повитух: «Помяни, Господи, царя Давида и бабушку Соломониду». Видимо, объясняется это не только тем, что день памяти библейского пророка находится в непосредственной близости, а иногда и совпадает с народным праздником повитух и рожениц (например, в 2006 г.). Дело, пожалуй, в другом. Пророк Давид — музыкант и в глазах русских крестьян — укротитель гнева. Царю Давиду приписывалась способность укрощать болезни наружные и внутренние, о чем свидетельствует, например, нижегородский заговор-молитва: «Помяни, Господи, царя Давида и всю кротость его. Его же положение, женско распоряжение. Исцели, Господи, рабу Твою (имярек)!» [Нижегород. заг., 16].
«Наш простолюдин, — писал И. П. Калинский, — собираясь в дорогу, испрашивает у этого угодника защиты от лютых зверей, от разбойников, в уверенности, что святой псалмопевец своим пением и игрою на гуслях может невидимо утишить этих врагов» [Калинский, 82—83]. Действительно, один из заговоров «на ратное дело» начинается такими словами: «Господи Боже, помяни царя Давида — [он] смирил и сократил небо и землю — и наших недругов и еретиков и ненавистников сократи...» [Шумов, 210]. «Помяни ты царя Давыда и всю кротость его. Какой царь Давыд был кроткий, такой и ты был бы кроткий», — заговаривали буйного пьяницу-мужа русские женщины [Там же, 129]. На помощь пророка надеялся и пастух: после обращения к Флору и Лавру и к Егорию Храброму он взывал к трем царям: «Царю Давид, царю Ко(н)ст(ант)ин, царю Соломон! Спасите и сохраните конское и коровье мое стадо, милый, любимый крестьянский живот!» [Рыбников, 3; 224].
Какой чудодейственной силой обладали гусли в руках истинного музыканта, рассказали высоким языком эпической поэзии наши сказители, сделав гуслярами двух былинных героев — Добрыню и Садко.
Пензенские, воронежские, калужские крестьяне именно в этот день отмечали «Бабьи каши» («Бабин день») или продолжали праздновать их со вчерашнего дня. В храмах проходила служба иконам Божией Матери, именуемым «Помощь в родах» и «Чрево рождения».
Крестьяне строго придерживались запрета в этот день прясть и работать режущими предметами.
В Степанов день поят лошадей через серебро, то есть положив что-нибудь серебряное в воду.
Этот день считался одним из основных годовых сроков для найма батраков.
На святой Степан каждый себе пан,— говорит народная поговорка. А бытописатели разъясняли: работник в Степанов день «припомнит все обиды от хозяина, выскажет свое неудовольствие, сведет расчеты и волен или заключить снова договор или нарушить прежний» [Степанов, 150].
На севере России в это время обычно происходили «выборы пастуха и заключение с ним ряды», что закреплялось общей трапезой с хмельными напитками за счет пастуха (еду приносили наниматели).
Наем пастуха был делом очень важным, происходил он на собрании всего сельского общества. При выборе учитывался опыт пастуха, его репутация, а также особые профессиональные знания. Наибольшим уважением пользовались пастухи-колдуны, обладающие тайными знаниями, благодаря которым, по уверению крестьян, пастух мог договориться с лешим — хозяином леса или с его детьми. Выбрав пастуха, крестьяне старались не ссориться с ним, опасаясь, что пастух отдаст корову обидчика в жертву лешему.
В Тихвинском уезде Новгородской губернии на рубеже XX века рассказывали без тени сомнения, что «лесовой в особенной дружбе живет с пастухами, которые знают заговор и нанимают лесовых на службу пасти стадо и охранять его от всяких случайностей и нападений зверей. Обыкновенно весной колдун отправляется в лес, садится на осиновый пень и, прочитав заговор, договаривается с лесовым, который немедленно является на зов; его можно узнать, во-первых, по огромному росту, а кроме того, он всегда без бровей, никогда не подпоясывается и левую ногу закидывает на правую» [Перетц, 5].
Во многих лесных районах ценилось не столько устное знание пастухом заговоров, сколько наличие у него рукописного «отпуска» — тетрадки, листа бумаги с записанными текстами пастушеских заговоров: «И емлю я, раб Божий (имярек), гридесять булатныя замыки, замыкаю ворота тридевятью булатными замками от чернаго зверя широколапа, и от насылнаго, и от опракидня, и перехожего, и от пакосника, волка рыскучага, и от волчицы, и от всякия змии скорбии, и от всякаго злаго и лихаго человека, чтобы не ходил бы в мою поскотину черной звер широколапой, насылной и опрокидень, и перехожей пакосник волк рыскучей, и волчица, и всякая змия и скорибия, и всякой злой и лихо человек в день и в нош и по всякой час, в утре рано и вечере в поздо, отныне и во веки веков. Аминь». «И сколь жарко и ярко горят огни горящия, тол бы жарко и ярко горело у скота сердце и печень, у всякой скотины по поскотине, о друшка по друшке и по мне, рабу Божию (имярек). Где меня, раба Божия (имярек), увидят, и голос и трубу трубами в рог играючи, в поле или за полем, в лугах и за лугами, в горах и за горами, или в ручиях и верьтепах, или в мелких проточинах, или в темных лесах, и шли бы ко мне, рабу Божию (имярек), со всех четырех сторон безотворотно и безотпятно, на мой голос и на мою трубу, и в рог играючи, по всякой день, по всякой час, по утру рано, вечеру поздо, отныне и во веки веков. Аминь...» [Бобров, Финченко, 138, 139].
Текст заговора очень большой, здесь даны лишь два малых его фрагмента, которые намеренно воспроизводятся по народной записи без изменений. Хорошо видно, что писался и переписывался текст полуграмотными людьми, поскольку содержит массу ошибок, описок, да и не все слова, похоже, были понятны владельцам таких «отпусков» (например, «верьтепы» или змея «скорбия», вероятно, искаженное «скорпион», а может быть, это загадочный «жук-скарабей», чьи изображения еще со времен Древнего Египта использовались в качестве амулетов, но русским пастухам он был неизвестен). В любом случае важно то, что заговорная сила приписывалась тексту как таковому, письменному слову, и непонятность отдельных слов и выражений только увеличивала действенность заговора.
В процитированном отрывке северного рукописного «отпуска» не случайно несколько раз упоминается рог, труба. Каждый уважающий себя пастух должен был сам изготавливать себе музыкальный инструмент. Делалось это ранней весной, когда начиналось движение сока в деревьях. Рожка хватало обычно на один сезон, так что всякую весну приходилось делать инструмент заново. Пастушья труба, рожок были прежде всего сигнальными инструментами, на которых исполнялось несколько наигрышей, обозначавших выгон скота, сбор, перекличку пастухов между собой и пр. Однако, помимо чисто утилитарной функции, им приписывалась и магическая. Считалось, что звуки рожка, рога, трубы способны «заигрывать» пасть зверя, содействовать хорошему выпасу и нагулу скота. «Отпуск», положенный в раструб инструмента, усиливает его магические свойства. Подразумеваемая связь пастуха и его инструмента с миром природных духов, демоническими существами, вроде лешего, накладывала целый ряд запретов на поведение самого пастуха, на общение с ним деревенских жителей и на обращение с пастушескими музыкальными инструментами. Скажем, никому не разрешалось трогать их, кроме самого пастуха.
Огромной магической силой обладал, по народному мнению, и батожок, особенно если он был заговорен колдуном. «Батожок изготавливали из рябины, на нем делали зарубки по количеству ног скота в стаде», от него зависел удой. В день первого выгона скота «пастух всегда держал батожок под мышкой, затем им же прогонял стадо на пастбище и втайне от всех закапывал его в сыром месте. По окончании пастьбы пастух откапывал батожок и сжигал, после чего сам считался свободным от запретов» [Гуляева, 179].
Пастух рад лету, а сир (сирота) привету.
Разживемся — в пастухи наймемся, все село — в долгу.
В пастухи наймешься — вся деревня в долгу.
Форум
