Я ведьма. Из тех, что отмечены Даром,
Из тех, кому ведать дано, то есть - знать.
И те, кто со мною встречается взглядом,
Навряд ли в лицо мне посмотрят опять.

А люди порою бывают жестоки,
Пытаясь мерилом обычным равнять,
Но хоть Человек и стоял у истоков,
Ему не дано сердце ведьмы понять.

Я - ведьма! А значит, всегда в одиночку,
Хоть сколько б ни тщилась смешаться с толпой.
На этом - довольно. Мы движемся к точке,
Прости. Человеку опасно со мной.

Я знаю о том, чего ты не узнаешь,
И, в ночь улетая, я не обернусь.
Прими меня ведьмой, такою - какая...
Тогда обещаю, что всё же вернусь.

Незнакомец и Три Ведьмы

Как призрак, порванный туман
Застыл средь скрюченных ветвей,
Я слышал как вдали кабан
Ревел вслед стае журавлей...
Сверкали хищные глаза,
Мелькал совы болотной взор...
И на лугу, у колеса
Горел рубиновый костер...

Три ведьмы, дружно у костра
Вели неспешный разговор,
Я вышел к ним из-за бугра,
И тот-час вспыхнул жаркий спор...
"-Не хорохорься так Яга,
В костер его... как ту лису!"
Вторая молвила "-Ага,
Но я протест увы внесу!

В котел его и только так
С него и мясо, и бульон!"
А третья молвила "-Чужак
Пусть на кол будет посажён!"
Я не дослушал, молча встал
И взмахом спор их прекратил...
И вновь по лесу зашагал,
Передо мною путь мой был...

Как призрак порванный туман
За мною зверем хитрым шел...
Я слышал как ревел кабан -
Он нечто вкусное нашел...
Три желтых зуба в кулаке
Я как трофеи молча нес -
И улыбаясь сам себе
Я пел о чем-то не всерьез...

ВЕДЬМА

Скажи мне, Ведьма, для кого ты служишь,
Скажи, зачем явилась ты ко мне.
Неужто, снова голову ты вскружишь,
И боль разлук оставишь по себе?

Ты ворвалась в мой дом потоком ветра.
Обвила пеленою гладь зеркал.
А я как ненормальный ждал ответа,
На все те строки, что тебе я посвящал.

Ты ласково и нежно улыбалась,
Даруя мне короткий счастья миг.
Хотя в душе всё так же оставалась
Обычной ведьмой, пряча жесткий лик.

И я болтал, о грёзах и мечтаньях.
О том, о всём что для тебя готов свершить.
И даже о немыслимых страданьях,
Что на алтарь любви готов я положить.

Но вот пришел жестокий час разлуки.
В саду средь опьяняющих цветов.
Я протянул к своей любимой руку,
И тут же ощутил огонь Оков.

Стальные цепи сковывали душу,
А сердце холодело в кандалах.
Мой сладкий рай навечно был разрушен
Под звучный хохот ведьмы в небесах.

Теперь я тот, кого боятся люди
Страшит их мой стальной угрюмый вид
Но больше я поверженным не буду,
Ледышка сердце закрывает от обид.


Валькирия

Ты появилась в небесах волшебно,
Когда земли коснулся я сырой.
Не понимал я не чего уж совершенно,
А рядом клокотал горячий бой.

Мы убивали и хотели выжить,
А ты прошла легко кромешный ад.
И даже не пыталась выждать,
Когда победу горны возвестят.

Моё виденье село надо мною,
Коснулось холодеющего лба.
И лишь тогда тебя узрел такою,
Какой в моих виденьях ты была.

Твой лик не передать словами,
И не поведать о тебе другим.
Ты лишь приходишь в сны мои ночами,
И в грёзы, что так бережно храним.

Так жаль что раньше я тебя не встретил,
Что ты пришла меня в Вальхаллу проводить.
И как же неуёмен этот ветер,
Что моей жизни обрывает нить.

Вокруг кружились демоны и боги.
Они играли судьбами людей.
Я видел впереди конец дороги
И ты, Валькирия, была на ней

Каждый день изменчивость реали
Плетет силки для сумеречных душ.
Но ведьма рыжая, колдуя все ночами,
Мою судьбу ведет меж колких стуж.

Хранит, давая мне тепло святого очага,
Огонь подкармливая собственною кровью.
И волос красный пылает ярче самого огня,
А зелень глаз сверкает чуждой болью.

Она вливала яд в разрезанные вены,
Чтоб боль не чувствовать, отобранную у меня.
И плакали над ведьмой даже стены,
Но не давали вырваться, ее внутри держа.

И ведьма рыжая в зеркала как окна
Могла увидеть мир, сквозь призму моих глаз,
И рыжей сделала меня и стало это догмой,
Связав со мной судьбу и силу колдовства.

Принадлежать ты будешь только мне -
Сегодня твёрдо это я решила.
Ты не утонешь, не сгоришь в огне,
Твоя защита — колдовская сила.

Я разведу большой костёр в ночи,
Поставлю воду кипятить в котле.
Не убегай, не прячься, не кричи,
Принадлежать ты будешь только мне.

И пусть кипит вода, и жар идёт,
В котёл я брошу, что необходимо.
Знай, жизнь тебя теперь другая ждёт,
Я зелье приворотное сварила.

Ты выпьешь зелье, позабыв о том,
Что где-то далеко твоя невеста
Скучает, ждёт, но знаю я одно -
Ты никогда не будешь с нею вместе.

Теперь ты мой, и будет так всегда,
Ведь колдовство моё всего сильнее.
Мой приворот совсем не ерунда,
Ты никогда его не одолеешь.

ПИР ВЕДЬМЫ


1

Темно в хате, душно в хате;
Пляшут ложки на столе.
Скачет ведьма на ухвате,
Едет черт на помеле.

Светло в хате, чисто в хате;
Вышла баба из трубы,
Набрала воды в ушате,
Загадала на бобы.

"Приходите, черти, змеи!
Пир дадим, сестра-душа!"
И сняла колдунья с шеи
Двухаршинного ужа...

2

Ветер свищет, ветер вьется,
Воет бор, ревет ручей;
Вдаль по воздуху несется
Стая леших и чертей.

Поле стонет, поле плачет,
Завывает, словно волк;
По земле ползет и скачет
Змей гремучих целый полк.

Вползли змеи в двери хаты,
Черти с шумом из трубы,
Безобразны и рогаты,
Повалились, как грибы.

3

Обниманья, сплетни, говор,
Всякий хочет угодить;
Черный уж, колдуньин повар,
Стал меж тем уху варить.

И покуда мыл он плошки,
Все, без скрипки, без смычка,
Под напев голодной кошки,
Принялись за трепачка...
... ... ... ... .

4

Славно пляшет на три сорта
Сатанинская семья!
И колдунья, сватья черта,
От восторга не своя.

Что за праздник! песни, хохот,
Крик, блеянье, волчий вой,
Львиный рев и конский топот,
Зев и говор громовой.

Любо это ей до смерти!
Вдруг запели петухи,
И пропали гости-черти,
Не дождавшися ухи.

<1839>
Некрасов Николай

Поэт и Колдунья.

На город упал сумрак осени,
Пора заунывных речей,
Небесный туман с редкой просинью
Сквозь зеркало смотрит грустней,
В коробках безликих панельных домов
Душе так непросто одной,
От шепота трав и от блеска снегов
В комфорт отходить типовой…

Ей тридцать минуло под всхлипы дождей,
Весну Ей наскучило ждать,
И дар ей чудесный в природу вещей
Был дан без труда проникать,
Простая Колдунья, - нехитрый расклад,
Обычное дело, кого ни спроси,
С ней ветер-всезнайка беседовал в такт
О тайнах языческой, древней Руси.



А время не ждет. Уж косматое солнце,
Скрипя, покатилось навстречу зиме,
В компании общей, испив грусть до донца,
Ей голос вдруг песню пропел в полутьме,
Он пел про разлуку, любовь и дорогу,
Про пеструю степь, про багровый закат,
Про то, что так в жизни нам нужно немного,
Про то, что бывает так трудно сказать,

Потом говорили Они. И молчали,
И пахло сиренью в бокалах вино,
Ему – двадцать лишь, но он знал вкус печали,
Что женскую душу терзала давно,
Он с ней говорил, как бальзам лил на раны,
И в сердце Колдуньи дохнуло весной,
Устав от всеобщего непониманья,
Две тени во тьме тихо стали одной…

Как смерчи летели бессонные ночи
В прорехах унылых, рутинных недель,
И стали кошмарными дни одиночества,
Сладок, как яд, общей страсти коктейль,
Влюбленная женщина – жадное пламя,
Коварную чашу до дна изопьет,
Ее лишь одна мысль тревожная ранит,
Что время наступит, и Он не придет.

Но Он приходил. Говорил о любви Ей.
Ее называл златокудрой богиней.
Не ведал Поэт про Ее смутный страх, -
Однажды найти седину в волосах!
Косметика, снадобья, мази и травы, -
В напиток любви колдовские приправы,
Несчастная бросила даже курить (!!!),
Чтоб женскую молодость не отпустить.

И Он приходил. Говорил о любви Ей.
Шептала Колдунья в ночи Его имя,
Решилась печальной развязки не ждать,
А сердце Поэта к себе привязать,
Другой чтоб судьбы он вовек не познал,
Ее чтоб любил, лишь Ее целовал...

Вот книга, рецепт… Где слова, там и дело,
Мешала она компоненты несмело.
И дождь удивленный закапал на снег,
И гром прогремел. И сорвались на бег
Часы на стене, что поставлены ждать,
До встречи с Поэтом мгновенья считать…


Назначенный час наступил. И Поэт,
Пришел в Ее дом. А Она
В глаза не решалась Ему посмотреть,
Застыв у немого окна,
На столике цвета рубина вино,
В бокале холодном, как лед,
Хрип совести, будто немое кино,
Стук сердца. И звезд хоровод.



Все понял Поэт. Постоял, улыбнулся,
Губами коснулся Колдуньи десницы:
«Ты в книге своей не закрыла страницу…».
(И лютый мороз Ее сердца коснулся).
Поэт продолжал: «Почему мне не веришь?
И что колдовским ты напитком изменишь?!
Мне Богом Всевышним свобода дана,
И в этом вине не утонет она,
Мне видеть дано, как прекрасна природа,
Как тяжка, загадочна жизни дорога,
И душ человеческих мир мне открыт,
Любви и рубцов позабытых обид,
Ты ищешь, стремишься… А я просто Знаю,
Я мир, как по книге открытой читаю,
Тебя я люблю лишь по воле своей.
Неужто ты веришь, что зелье сильней?!»

И тут из очей Ее брызнули слезы,
Бессилье постыдное. Флаг пораженья.
А Он подождал, прогоняя смущенье,
И к Ней подошел, и сказал так серьезно:
«Как мне доказать, что Тебя лишь люблю?!
Тебя лишь, родная, я боготворю?!
Людская молва той любви не помеха,
К тебе навсегда я сегодня приехал,
Давай посмеемся в лицо январю?!
Сквозь улиц туман мы пойдем к алтарю!»
Уверенно, смело, он поднял бокал,
Его взгляд блеснул в отраженьи зеркал,
«Вот здесь приворот? Будь здорова, родная!»
Поэт усмехнулся, вино выпивая,
Колдунье казалось, что это лишь сон,
Поэт ее за руку взял: «Ну, пойдем…»

…Та ночь волшебства всех казалась длиннее,
И только к рассвету уснули две тени,
И солнечный луч Им в окно постучал,
И, встретив рассвет лишь, погасла свеча,
Примерив свеченья лазурного платье,
Счастливая, будто девчонка в объятьях,
Волшебница в светлых витала мирах,
Забыв про рассудок, сомненья и страх,
Лучистое солнце сменилось пургою,
Сплетая венец над Ее головою,
Они были вместе. И звон Его струн
Дарил Ей сияние тысячи лун,
У дерзкой любви на пути сто барьеров,
«Мечта станет Явью. Лишь надо поверить», -
Сказал Он под вечер. «Мне надо идти».
«Я завтра вернусь. Ты меня подожди!».



Для женщины бедной часы, - будто годы,
И сердце забилось подстреленной птицей,
«Придет?! Не обманет?!». Но день на исходе,
И нужно поспать. А Колдунье не спится,
Пророчит беду негодяй-Сатана,
Лишь только под утро забылась она…

Лишь утром она из газеты узнает,
Как зла, вероломна дорога ночная,
Как на повороте «Газель» занесло,
Как брызнула кровь в ветровое стекло,
Приехала «Скорая» быстро… И все же
Один человек до рассвета не дожил….

Поэт и Колдунья.

На город упал сумрак осени,
Пора заунывных речей,
Небесный туман с редкой просинью
Сквозь зеркало смотрит грустней,
В коробках безликих панельных домов
Душе так непросто одной,
От шепота трав и от блеска снегов
В комфорт отходить типовой…

Ей тридцать минуло под всхлипы дождей,
Весну Ей наскучило ждать,
И дар ей чудесный в природу вещей
Был дан без труда проникать,
Простая Колдунья, - нехитрый расклад,
Обычное дело, кого ни спроси,
С ней ветер-всезнайка беседовал в такт
О тайнах языческой, древней Руси.



А время не ждет. Уж косматое солнце,
Скрипя, покатилось навстречу зиме,
В компании общей, испив грусть до донца,
Ей голос вдруг песню пропел в полутьме,
Он пел про разлуку, любовь и дорогу,
Про пеструю степь, про багровый закат,
Про то, что так в жизни нам нужно немного,
Про то, что бывает так трудно сказать,

Потом говорили Они. И молчали,
И пахло сиренью в бокалах вино,
Ему – двадцать лишь, но он знал вкус печали,
Что женскую душу терзала давно,
Он с ней говорил, как бальзам лил на раны,
И в сердце Колдуньи дохнуло весной,
Устав от всеобщего непониманья,
Две тени во тьме тихо стали одной…

Как смерчи летели бессонные ночи
В прорехах унылых, рутинных недель,
И стали кошмарными дни одиночества,
Сладок, как яд, общей страсти коктейль,
Влюбленная женщина – жадное пламя,
Коварную чашу до дна изопьет,
Ее лишь одна мысль тревожная ранит,
Что время наступит, и Он не придет.

Но Он приходил. Говорил о любви Ей.
Ее называл златокудрой богиней.
Не ведал Поэт про Ее смутный страх, -
Однажды найти седину в волосах!
Косметика, снадобья, мази и травы, -
В напиток любви колдовские приправы,
Несчастная бросила даже курить (!!!),
Чтоб женскую молодость не отпустить.

И Он приходил. Говорил о любви Ей.
Шептала Колдунья в ночи Его имя,
Решилась печальной развязки не ждать,
А сердце Поэта к себе привязать,
Другой чтоб судьбы он вовек не познал,
Ее чтоб любил, лишь Ее целовал...

Вот книга, рецепт… Где слова, там и дело,
Мешала она компоненты несмело.
И дождь удивленный закапал на снег,
И гром прогремел. И сорвались на бег
Часы на стене, что поставлены ждать,
До встречи с Поэтом мгновенья считать…


Назначенный час наступил. И Поэт,
Пришел в Ее дом. А Она
В глаза не решалась Ему посмотреть,
Застыв у немого окна,
На столике цвета рубина вино,
В бокале холодном, как лед,
Хрип совести, будто немое кино,
Стук сердца. И звезд хоровод.



Все понял Поэт. Постоял, улыбнулся,
Губами коснулся Колдуньи десницы:
«Ты в книге своей не закрыла страницу…».
(И лютый мороз Ее сердца коснулся).
Поэт продолжал: «Почему мне не веришь?
И что колдовским ты напитком изменишь?!
Мне Богом Всевышним свобода дана,
И в этом вине не утонет она,
Мне видеть дано, как прекрасна природа,
Как тяжка, загадочна жизни дорога,
И душ человеческих мир мне открыт,
Любви и рубцов позабытых обид,
Ты ищешь, стремишься… А я просто Знаю,
Я мир, как по книге открытой читаю,
Тебя я люблю лишь по воле своей.
Неужто ты веришь, что зелье сильней?!»

И тут из очей Ее брызнули слезы,
Бессилье постыдное. Флаг пораженья.
А Он подождал, прогоняя смущенье,
И к Ней подошел, и сказал так серьезно:
«Как мне доказать, что Тебя лишь люблю?!
Тебя лишь, родная, я боготворю?!
Людская молва той любви не помеха,
К тебе навсегда я сегодня приехал,
Давай посмеемся в лицо январю?!
Сквозь улиц туман мы пойдем к алтарю!»
Уверенно, смело, он поднял бокал,
Его взгляд блеснул в отраженьи зеркал,
«Вот здесь приворот? Будь здорова, родная!»
Поэт усмехнулся, вино выпивая,
Колдунье казалось, что это лишь сон,
Поэт ее за руку взял: «Ну, пойдем…»

…Та ночь волшебства всех казалась длиннее,
И только к рассвету уснули две тени,
И солнечный луч Им в окно постучал,
И, встретив рассвет лишь, погасла свеча,
Примерив свеченья лазурного платье,
Счастливая, будто девчонка в объятьях,
Волшебница в светлых витала мирах,
Забыв про рассудок, сомненья и страх,
Лучистое солнце сменилось пургою,
Сплетая венец над Ее головою,
Они были вместе. И звон Его струн
Дарил Ей сияние тысячи лун,
У дерзкой любви на пути сто барьеров,
«Мечта станет Явью. Лишь надо поверить», -
Сказал Он под вечер. «Мне надо идти».
«Я завтра вернусь. Ты меня подожди!».



Для женщины бедной часы, - будто годы,
И сердце забилось подстреленной птицей,
«Придет?! Не обманет?!». Но день на исходе,
И нужно поспать. А Колдунье не спится,
Пророчит беду негодяй-Сатана,
Лишь только под утро забылась она…

Лишь утром она из газеты узнает,
Как зла, вероломна дорога ночная,
Как на повороте «Газель» занесло,
Как брызнула кровь в ветровое стекло,
Приехала «Скорая» быстро… И все же
Один человек до рассвета не дожил….